Религия, верования,обычаи, традиции, обряды
Ремесла и промыслы
Традиционное жилище
Традиционная одежда
Национальная кухня. Рецепты
Фольклор
Язык и письменность

Финны-ингерманландцы (фин. inkeriläiset, inkerinsuomalaiset, эст. ingerlased, швед. finskingermanländare) — субэтническая группа финнов, проживающая на территории исторической области Ингрии (Инкери).
Финны-ингерманландцы проживают в Карелии, Ленинградской области, г. Санкт-Петербурге и  в Эстонии. 
Этноним — инкерилайнен. Само слово инкери имеет несколько значений. Оно в равной мере означает и определённую территорию, и финно-угорское по происхождению население этой территории.
Этноним — «финны-ингерманландцы» (по-фински inkerisuomalainеn, inkerilainen — «инкеринсуомалайнен», «инкерилайнен») стал относиться после Столбовского мира (1617 год) к переселившейся на территорию Ингерманландии этнической группе, говорившей на финском языке и исповедовавшей евангелистскую веру. Финнов-инкери (ингерманландцев) даже многие из финно-угроведов часто смешивают с ижорой.
Раньше из среды ингерманландских финнов особо выделялись две группы: эурямёйсет (avramoiset) и савакот (savakot). Они отличались друг от друга по происхождению, говору, обычаям и одежде. Несмотря на большую близость по языку, религии, савакот и эвримейсет длительно представляли собой довольно изолированные группы. Эвримейсет считали всех остальных финнов поздними пришельцами, воздерживались от браков с ними.
Женщины-эвримейсет, после замужества уходившие в савакотскую деревню, старались носить свою традиционную одежду, сохранять в сознании детей понятие об их происхождении по материнской линии. Финны-ингерманландцы в целом держались довольно изолированно от коренного населения этого края — води и ижоры — и местных русских.

Религия, верования,обычаи, традиции, обряды
По вероисповеданию ингерманландцы традиционно относятся к лютеранской церкви, однако часть из них придерживается православной веры.
В прошлом финны подразделяли себя на две этнографические группы: эвримейсет (avramoiset) и савакот (savakot). Среди эвримейсет была небольшая группа православных. У савакот было распространено сектантство, в том числе «прыгуны», а также различные течения в лютеранстве (лестадианство).

Приметы и поверья
В ночь и Иванов день обычно предсказывают будущее. С этой целью следует подняться на крышу трижды перемещённого дома либо на камень, который никогда не сдвигали с места. Полагалось сидеть там неподвижно и ждать видений, по которым затем предсказывали будущее. “Детушки – ждут любимого, старые женщины – благоприятного года для коров и скота”. Но чтобы ведьмы и злые духи не помешали делу, нужно накануне вечером с псалтырем в руках десять раз обойти дом или камень против солнца.
Пасхальная ночь помогает ведьмам, заговаривающим скот, а Иванова ночь помогает мужчинам-колдунам, которые надеются переместить урожай с одного поля на другое. С этой целью идут на поле, которое хотят лишить изобилия, заключают в охапку колосья, не вырывая их из земли, затем возвращаются на свое поле и сеют на нем неведомое жито. 

Праздники и обряды
В летнем празднике Иванова дня все обряды направлены на победу сил плодородия, жизни. Иванов день сохранил свои языческие черты с древнейших времен до наших дней и широко отмечается в Ингрии. Дата проведения праздника привязывается к ночи с 24 на 25 июня, – как известно это самая короткая ночь в наших северных широтах.
Во время своих путешествий по Северной Ингрии, в 1828 – 1842 годах Элиас Лённрот писал о зажигании священного костра «KOKKO» – орла в Иванову ночь: «Очень важным считается, чтобы в костре сгорели старые бороны-суковатки, развалившиеся лодки и прочее. Я заметил, что всё это специально привозилось на лошади издали, хотя дров хватало и поблизости. Все отслужившие своё предметы складывались в кучу, вокруг них ставились длинные жерди, концы которых соединялись так, чтобы образовался громадный конус. “Кокко” разжигали вскоре после захода солнца. Дети и парни плясали вокруг костра, к ним присоединялся кое-кто из стариков. Старшие люди пели руны, а кто-то стрелял в воздух. Одни, прихватив с собой бутылку вина, угощали собравшихся,  другие поправляли огонь в “кокко”. В старину, как известно, в костёр складывали старые луки и стрелы, а ныне случалось кладут поломанные ружейные приклады. По представлениям финнов, орёл поднимается выше всех птиц».
Накануне парни наряжались привидениями и пугали девушек. По воспоминаниям старожилов, в Токсово в Иванов день зажигали смоляные бочки на высоких шестах, которые устанавливали молодые парни. В деревне Коростовицы, приход Молосковица, Волосовского района жгут до сих пор старую покрышку на огромной берёзе, в празднике участвуют и русские и финны.
                              Ингерманландский певческий праздник
В ХIХ веке древний народный обычай трансформировался в Певческий праздник, который стал символизировать единение народа. В 1899 году в поселке Пудость прошёл первый общефинский (ингерманландский) Певческий праздник. Последний перед репрессиями праздник прошел в 1926 году в Мариенбурге. Возрождение национальных традиций в Ингрии началось только в 1989 году, когда прошёл Певческий праздник в деревне Колтуши Всеволожского района.
Много лет праздник проходил на горе Кирхгоф, в окрестностях Туутари (станция Можайская). Юбилейный праздник прошёл в 1999 году в Скворицах. Праздник проходит по одному сценарию: сначала пастор читает проповедь, прихожане поют псалмы, испоняется национальный гимн “Nouse Inkeri”, поднимается национальный флаг, потом начинают выступать самодеятельные артисты. Артисты представляют разные приходы Ингрии и одеты в национальные костюмы. В 18.00 зажигают костер “кокко”, три раза обходят его, взявшись за руки. Несколько раз костер падал, – это считалось плохой приметой. Пить на празднике не принято, но люди угощают знакомых.
У ингерманландцев считается, что в этот день всегда стоит хорошая погода, так как Бог не забывает свой маленький народ. Иногда устраиваются спортивные состязания, но не по национальным видам спорта. Для детей делается площадка, где проходят детские конкурсы. Продаются сувениры и поделки народных мастеров. На праздник Иванов день приезжают ингерманландцы из Швеции, Эстонии и Финляндии. В странах Балтии  Иванов день — выходной.
Уже в XVIII веке на культуру финнов стала оказывать влияние культура окружающего русского населения. Но еще в конце XVIII века исследователи описывали своеобразные обычаи при свадебном обряде. При сватании все (и женщины) курят табак, набивая трубки. Табак привозит сват. А сватанье называется “тчеппа”, т.е. “быть с табаком”.  “Табашниками” назывались поезжане — мужчины на свадьбе, а женщины — “kaast” — провожатые. Как у русских, бывали накануне свадьбы бани. Но вот еще интересный обычай — в чулок (левый) и жениху и невесте, собирая их в кирху, кладут серебряную монету, а в пазухи привязывают 9 хлебных зёрен из-под жернова.

Ремесла и промыслы
Болотистая и супесчаная Ингерманландия не очень благоприятствовала сельскому хозяйству, и земледелие здесь не в состоянии было полностью обеспечить зерном даже собственные потребности, поэтому хлеб завозили сюда из более южных краёв.
Зато ингерманландцы больше специализировались на животноводстве. В среднем на крестьянский  двор приходилось 2-3 коровы, 5-6 овец, держали свинью, несколько кур. Крестьяне продавали на столичных рынках телятину и свинину, разводили на продажу гусей. Издавна занимались маслоделием, а, по мере развития транспортных средств (особенно железнодорожного сообщения), также сбытом молока в город (Петербург). Из зерновых сеяли в основном  рожь, яровой ячмень, овёс, из технических культур — лён и коноплю, которая шла на домашние нужды (изготовление сетей, мешков, верёвок). Из овощных культур на рынок шла капуста, частью в квашеном виде.
На побережье Финского залива у финнов-ингерманландцев было развито рыболовство (преимущественно зимний лов салаки); выезжали на лёд с санями и досчатыми «будками», в которых жили.
Одним из побочных занятий было пчеловодство. С появлением спроса быстро стали развиваться производство картофеля и садоводство, и в число товаров, поставляемых в Санкт-Петербург хозяйствами крестьян-ингерманландцев, входили также овощи, яблоки и даже груши. А поскольку городской транспорт  вплоть до XX века работал на конной тяге, спрос на сено и овёс в столице был особенно велик. То и другое ингерманландцы возили возами.
В Петербурге легко было продать набранные ягоды и грибы, изготовленные своими руками мётлы, банные веники, корзины и лукошки. Кожевенные мастерские закупали ивовое корьё для дубления кож. Свежепойманная рыба раскупалась нарасхват, а гостиницы покупали раков и лесную дичь. Важным источником заработка для ингерманландцев стал труд извозчика в городе.
К наиболее специализированным промыслам относились также распиловка льда в зимнюю пору и доставка его в погреба горожан и ресторанов.  Также драли кору для дубления кож, ходили в извоз, зимой финские  извозчики «вейки» подрабатывали в столице, особенно в период масленичных катаний.
В конце XIX века крестьяне-ингерманландцы стали сдавать свои жилые строения петербуржцам под дачи.
Существовал ещё один особый источник дохода. Крестьяне-ингерманландцы брали в семью на воспитание ребёнка из петербургского приюта для брошенных младенцев. Маленьким сиротам нужны были кормилицы и опекуны, которым российская казна хорошо платила. 

Традиционное жилище
Планировка деревень не имела этноспецифических черт. Чаще всего в центре крупных деревень располагались лютеранские церкви. Строились прогоны для скота с плотными изгородями по обеим сторонам. Двор для скота огораживался строениями с четырёх сторон. Гумна и бани из пожароопасных соображений, как было предписано законом, строили подальше от жилых домов.
Ставились мельницы, высотой до 10-12 метров. Круглые ветряные мельницы, сложенные из камня, ставились основательно.
Жилище состояло из одного жилого помещения и холодных сеней. Долго сохранялись курные печи. Печи были духовые (по типу русской печи), но ставились на каменном опечье. Над шестком укреплялся подвесной котёл. С усовершенствованием печи и появлением дымохода стали характерными пирамидальные колпаки над шестком, в который встраивалась плита с подтопком.
В избе делали неподвижные лавки вдоль стен, на них сидели и спали. Детская колыбель была подвесной.
Встречались дома, где в центре дома располагалась передняя, правая жилая часть дома была с печным отоплением, а левая была изба по-чёрному.
В дальнейшем жилище развивалось в трёхкамерную постройку. При постановке жилища торцом к улице передняя изба была зимней, а задняя служила летним жилищем.

Традиционная одежда
Женская одежда у эвримейсет и савакот существенно различалась. Одежда эвримейсет имела локальные различия. Наиболее красивой считалась одежда в Дудергофе (Туутари).
Женские рубахи имели нагрудный разрез сбоку, на левой стороне, а на середине груди трапециевидный вышитый нагрудник — рекко.  Разрез застегивался круглой фибулой. Рукава рубахи были длинными, с манжетой у кисти. Поверх надевалась одежда типа сарафана — синяя юбка, пришитая к лифу с проймами, сделанными из красного сукна. Голову девушки повязывали суконной лентой, украшенной белым бисером и оловянными нашивками.
Женщины носили на голове так называемый  хунту, небольшой кружок из белой ткани, укреплявшийся на волосах у пробора  надо лбом.  Волосы носили стриженными,  девушки также имели обычно короткие волосы с «чёлкой».  На Карельском перешейке, где среди эвримейсет были православные, замужние женщины носили уборы типа сороки с богато вышитым очельем и небольшим «хвостом» сзади. Здесь девушки заплетали волосы в одну косу, а после выхода замуж — две косы, которые укладывались на темени венцом.
В Тюре (район Петергофа — Ораниенбаума) замужние женщины-эвримейсет также носили длинные волосы, закручивая их тугим жгутом сюкерёт под полотенчатые головные уборы. В Западной  Ингрии (Копорье — Сойкинский полуостров) жгутов из волос не делали, волосы прятали под белый полотенчатый убор. Здесь носили простые белые рубахи (без нагрудника-рекко), юбки.
Передник у эвримейсет был шерстяной полосатый, а в праздники — белый, украшенный красной вышивкой крестом и бахромой. Тёплой одеждой служили белый или серый суконный кафтан и овчинные шубы, летом носили «костоли» — полотняный кафтан длиной до бедер. Долго сохранялось ношение шитых из полотна (зимой — из красного сукна) ноговиц, закрывающих голени.
У женщин-савакот рубахи были с широкими рукавами, которые поддёргивали до локтя. Рубаха имела разрез посреди груди, его застёгивали на пуговицу. Поясной одеждой были пёстрые юбки, часто клетчатые. В праздники поверх будничной юбки надевали шерстяную  или ситцевую. С юбкой носили или безрукавный лиф или кофты, которые застёгивались на талии и у ворота. Обязателен был белый передник. Широко использовались платки — головные и наплечные.
В некоторых деревнях Западной Ингрии савакот перешли на ношение сарафанов русского типа. В конце XIX века во многих местностях эвримейсет стали переходить на савакотский тип одежды.
Мужчины носили такую же одежду, как окрестное русское и карельское население: суконные штаны, полотняную рубаху, серый суконный кафтан в талию с клиньями, расширяющими его от пояса. Праздничные высокие сапоги надевали и летом по большим праздникам — они служили определённым символом благосостояния. Наряду с войлочными шляпами носили и кепки, которые покупали в городе.

Национальная кухня. Рецепты
Сведений о многих областях традиционной культуры финнов-ингерманландцев сохранилось мало. Это относится, в частности, к пище. В ранних сведениях говорится только, что питались они скудно — ели чёрный хлеб и мучные каши. Упоминаются и каши из различных круп, в первую очередь ячменная; похлебки разного рода: щи, уха, гороховый суп. Умели готовить овсяный кисель. 
Хлеб выпекался из кислого ржаного теста в форме высоких ковриг. Пекли также лепёшки из ячменной муки. Мясо на столе было редкостью. При этом ели довольно много рыбы, которую ловили как в море, так и местных реках и озёрах. Её заготавливали впрок в вяленом и солёном виде. 
Молоко шло в пищу обычно в кислом виде, но вообще употребление молочных продуктов было ограниченным, поскольку они шли на продажу.
Широко использовали льняное масло.
Характерно употребление в пищу как солёных грибов, так и грибных супов. В свое время О. Грундстрем отмечал, что в этих местах грибов  много, и ему казалось странным, что здесь финны едят многие их сорта, которые в других местах  считаются ядовитыми, причём  «безо всяких плохих последствий». Такое употребление разных сортов грибов развилось у местных финнов явно под влиянием русского населения. 
Сохранились перечни довольно многочисленных праздничных блюд, содержащиеся в первую очередь в описаниях свадебного стола. Похлёбки, которые подавали в этом случае, были те же, что и в будни: уха, щи, гороховый и картофельный супы. Из каш наряду с ячменной упоминаются также гречневая и рисовая. На праздничном столе должно было быть мясо различных сортов как варёное, так и жареное, рыба, в том числе и покупная селёдка. Богатые крестьяне привозили из города к праздничному столу колбасы и вина, подавалось и традиционное пиво домашнего приготовления. 
Из напитков были распространены кофе и чай. Их названия свидетельствуют об их проникновении в среду местных финнов через русский город: здесь говорили «тсай» и «кохв», в то время как в Финляндии обычными наименованиями были «тее» и «кахви».         В конце XIX века в домашний обиход местных финнов вошли самовары. Характерно, что по праздникам в них варили кофе. В целом скудные сведения о местной финской кухне свидетельствуют об определённом воздействии на неё как традиций окружающего иноэтничного населения, так и о городских влияниях

Фольклор
В Ингрии собрано много сказок, легенд, преданий, поговорок, песен, как рунических, так и рифмованных, записаны плачи и причеты. Для ингерманландцев характерны новые песни с рифмованным стихом, особенно хороводные и качельные, близкие по форме к русским частушкам. Кроме того, известны танцевальные песни, в частности для рёнтюскэ — танца типа кадрили. 
Поэзия Ингерманландии очень лирична. В одном из районов Хельсинки в 1949 году был открыт памятник Ларин Параске, лучшей исполнительнице лирических песен, «матери песен Ингерманландии».  Хорошо известен ингерманландский композитор, педагог и просветитель Моозес Путро
У ингерманландцев родились свои пиирилейккит: понюшка табака; игра в бычки; эй, девушка, взгляни сюда и другое.  От  финских их отличают более выраженный игровой момент в содержании и остроумие. На севере Ингерманладии, в Токсово, Парголово, Лемболово, Куйвози и других  местах ни кадриль, ни лансье не танцевали. Хотя рядом был  Петербург, откуда во все углы России проникали, завоевав сердца деревенских исполнителей, эти поистине прекрасные танцы. 
Не имея литературных источников об ингерманландских танцах, приходится положиться на высказывания информаторов. Если сравнивнить эти танцы с фигурами кадрили, получается: начало первой фигуры — колми, получившей название от слова «три»; начало второй фигуры кадрили — какунасси — от названия русской песни «Как у наших у ворот»; начало третьей фигуры кадрили — тумала — от первой строки русской песни «Думала, думала, думала — гадала»;  четвертая не могла быть преобразована в танец, ибо она шла в линейном построении;  пятая фигура — танец сисикка получил название от слова «чижик», а может, от песни «Чижик-пыжик, где ты был» (танец пока не найден) ; шестая, русская фигура кадрили — галоп — появилась на великосветских балах позднее, поэтому её  почти нигде не танцевали.  Произошло удивительное: ингерманландцы из кадрили взяли её суть — наступательное и отступательное действие и переходы. Исполнители как бы дразнят друг друга этими действиями, что и получило у них название «хярняминен». Русская кадриль имеет линейное построение, а ингерманландские танцы шли по кругу: каждая пара по очереди выходила в центр и танцевала одну из фигур с каждой парой, стоявшей в кругу. 
Своеобразен танец «рентюшки». Cлово «рентюшкя» производное от слова, обозначающего  «идти как попало».  Рентюшкя у ингерманландцев обозначало и место (шли на рентюшки), и манеру исполнения («рентюстяя»), и сам танец. В рентюшках привлекала простота рисунка, лёгкая запоминаемость, возможность танцевать «кто как хочет», сочинять остроумные куплеты, атмосфера веселья. С другой стороны, на рентюшках нередко создавались куплеты, унижающие человеческое достоинство, ранящие того, в чей адрес они были направлены, из-за чего, случалось, возникали ссоры. 
В ожидании очереди танцевать юноши подчас садились девушкам на колени. Танцевали, двигаясь как попало. Однако при кажущейся манере идти как попало выработалась единая, удивительно свободная внешне при внутренней собранности манера: прямая спина, чуть откинутая назад за счет «бегущих» впереди ног, свободно висящие руки, высоко вскинутая голова с неподвижной шеей — так легче петь, дробящие и топающие во время приглашения ноги — таковы особенности этой манеры. И уж совсем парадоксальные детали: от желания вести девушку за собой шли по кругу — юноши впереди, девушка за ним, юноша — справа от девушки (девушка оказалась в роли юноши!), чем уравнялась их значимость в танце. Сейчас можно сказать, что рентюшки — одно из уникальных явлений в хореографии. 
 Мифы и предания
Ингерманландский домовой Пейко – добродушный увалень, неумеха. Все его беды в том, что он если берётся за дело, то забывает что-нибудь. Садится шить, забывает, что нет ниток, запрягает лошадь в сани, забывает, что наступило лето. 
Добродушного Пейко постоянно обманывают русские торговцы и чиновники: то в полицию отправят, то заставят строить башню из слоновой кости, то дом подожгут, то коня отберут. Живя в доме, Пейко берёт на себя все беды и напасти. В отличие от русского домового, Пейко не вредит и не злится, его не нужно постоянно задабривать. Даже если вы приболели, достаточно подержать Пейко в руках и он примет на себя все ваши недуги. Если он живёт в доме, то он постоянно напоминает, что надо держать ухо востро и прежде чем браться за какое — то дело, надо сто раз подумать.
Полной противоположностью увальню Пейко является ингерманландская девочка по имени Инкери. Девочку Инкери никто никогда не видел, но все о ней слышали только хорошее, потому что она живёт недалеко, на соседнем хуторе у соснового леса. Девочка Инкери очень рано встает, у неё много работы. Только успеет помолиться, как надо и скотину в поле отправить, и в доме прибрать, и еду приготовить, и младшим братьям и сестрёнкам помочь, и за стариками присмотреть. Надо успеть и одежду починить, и баню истопить, и самой в полном порядке быть, а не ходить растрёпой. 
С раннего утра до позднего вечера трудится маленькая девочка Инкери, и завистливым соседям со стороны кажется, что у неё сто рук, что она никогда не устает. И домик её самый крепкий и красивый в округе, и в саду всё растёт, и в огороде нет лишней сорной травинки, и скотина самая упитанная и родня её самая воспитанная. И удивляются люди, как это у Инкери ещё хватает сил надеть самую красивую праздничную одежду и плясать и петь самые красивые песни на свете. Вот такая, Инкери, всем ребятам пример.

  Язык и письменность
Язык ингерманландцев (ряд мало различающихся говоров) относится к восточным диалектам финского языка. Распространён также литературный финский язык. Ингерманландские говоры принято делить на четыре группы: северные, восточные, центральные и западные.  
Характерными чертами, объединяющими все ингерманландские говоры, можно назвать то, что в них в качестве окончания 3-го лица множественного числа наряду с -vat выступает удлинение конечного гласного основы + t. Например, произносится «sanoot»/»говорят», «nukuut»/»спят» (в литературном финском — «sanovat», «nukuvat»).  Для ингерманландских диалектов характерны многочисленные заимствования из русского языка. Например: «rukkaset»/»рукавицы», «sokolehtaa»/»щеголять», «sertakka»/»чердак», «sulana»/»чулан», «tachcha»/»дача». 
Влияние русского языка сказывались также в особенностях интонации и порядка слов. В настоящее время хранителями живой народной речи являются лишь люди старшего поколения. Приобщение молодёжи, сегодня в основном русскоязычной, к финской культуре идет через литературный финский язык. Имеется ряд научных исследований финских, российских и эстонских учёных по фонетической системе ингерманландских говоров.