Черновик

Религия, веровани,обычаи, традиции, обряды
Ремесла и промыслы
Традиционное жилище
Традиционная одежда
Национальная кухня. Рецепты
Фольклор
Язык и письменность

Ижора (ижорцы, самоназвание ижора, инкеройн, ижоралайн, карьялайн, ижор. inkeroin, ižora, ižoralain) — финно-угорский народ, в древности — основное (наряду с водью) население Ижорской земли. До середины XX века сохраняли свой язык и некоторые своеобразные черты материальной и духовной культуры (в одежде, пище, жилище и др.).
В XVIII — начале ХХ веков ижора расселялась в пределах современной Ленинградской области (западные районы и южная часть Карельского перешейка) чересполосно с русскими, ингерманландскими финнами, водью.
Современная ижора проживает на южном побережье Финского залива в Ломоносовском районе Санкт-Петербурга и Кингисеппском районе Ленинградской области (в основном, в деревнях Сойкинского полуострова и нижнего течения реки Луги).
В составе ижоры выделяют пять этнографических групп в соответствии с диалектными различиями: сойкинская (население Сойкинского полуострова), хэвасская (окрестности реки Коваши — по-фински Хеваа), нижнелужская (низовья реки Луги), оредежская (верхнее течение реки Оредеж), ижоры Карельского перешейка (К ХХ веку практически полностью были ассимилированы русскими и ингерманландскими финнами).
Сельская община с регулярными переделами земли представляла основной социальный институт ижоры. Основная форма семьи в начале ХХ века — малая семья. Ижоры не сохраняли отцовскую фамилию, а носили фамилию по имени деда.

 Религия, веровани,обычаи, традиции, обряды
Представители народа ижоры являются православными христианами. Начало распространения христианства относится к временам Новгородской республики. Ещё в XVI веке ижора оставалась язычниками и поклонялась природным объектам (камням и деревьям), на что, в частности, жаловался Новгородский митрополит Макарий.  В документах того времени отмечены жрецы — «арбуи».
В XVII веке ижора, так же как и остальное православное население Ингрии, ушла с исконных земель, когда после Столбовского мира шведский король предпринял попытку обратить население завоёванной Ингрии в лютеранство. После того, как Ингрия была возвращена России (1721 год), большая часть ижоры вернулась на прежние места обитания. Какая-то часть ижоры, оставшейся в Ингрии после Столбовского мира, была всё же обращена в лютеранство, но она утратила свою этническую принадлежность и постепенно слилась с финским населением, заселившим в ходе XVII века опустевшие земли.
Дохристианские элементы сохранялись в обрядности весьма устойчиво вплоть до ХХ века. Верили в различных духов: домового, охранявшего двор крестьянина и его семью, духа-покровителя домашнего скота; «рижника», обитавшего в риге; «банника», жившего в бане. Предполагалось, что некоторые из этих духов воплощались в змей (вероятно, это были ужи), их было принято прикармливать, если они поселялись во дворе. Сохранялось почитание священных рощ, отдельных деревьев, источников и камней, им приносили в жертву первое зерно нового урожая, молозиво после отела коровы и т п.
 Праздники и обряды
Этническое своеобразие сохранялось до ХХ века в семейной и календарной обрядности, например, в особом, женском, так называемом бабьем, празднике.
Продолжали сохраняться элементы язычества: поклонение духам природы. Существовала вера в духов-хранителей (домашнего очага, хозяина риги, бани и т. д.), духов земли, воды.
У ижоры развит фольклор, обрядовая и эпическая поэзия. Особую известность получили свадебные и похоронные причитания.
Праздники свои ижоры отмечали «без шуму и ссоры, и если явится кто шумной или бранчливый, то тащат в воду и окунят, чтоб был смирен». До наших дней дошли традиционные черты ижорского характера: удивительное трудолюбие и стойкость, гостеприимство и сдержанная доброта.
    Календарная обрядность
Из календарных праздников особенно почитались Петров день (29/06), Ильин день (20/07), а затем день Флора и Лавра (1808).
Эти праздники, как и у окрестной води, носили общественный характер, на них варили вскладчину пиво и устраивали пир в одной из больших деревенских риг, которую тщательно прибирали и украшали.
Наибольшее число обрядов было приурочено к следующим датам:
Егорьев день – 23 апреля (6 мая). В этот день происходил первый выгон скота. Перед выгоном каждый хозяин совершал обход скота в своём дворе, взяв в зубы нож. Вечером жгли костры. К этому дню был приурочен так называемый «бабий праздник», в котором участвовали только замужние женщины. Женщины собирались в одном из домов деревни и в складчину устраивали трапезу, обязательным блюдом на которой была яичница. Магические обряды этого праздника должны были обеспечить плодородие
Иванов день – 24 июня (7 июля). В этот день в каждой деревне разжигали костры. По древнему поверью, необходимо три раза обойти вокруг горящего костра, крепко взявшись за руки всем присутствующим, это принесёт им удачу и изобилие. Этнографы отмечали, что кроме зажигания костров у ижоры существовал обычай “соломенных жениха и невесты”, которых сажали на повозки с дровами и загораживали ими проезжие дороги. Многие исследователи отмечают сходство этого обычая с русским. В канун Иванова дня были широко распространены гадания девушек: девушки бросали венки через голову или крышу овина для испытания своей судьбы. По описанию М. Пыляева, в книге “Старый Петербург” Петр I любил останавливаться под кроной липы, росшей из одного корня семью стволами и образующей укромную беседку в районе Красненького кладбища, куда в канун Иванова дня сходились ижорки, жгли костры и резали белого петуха.
Петров день – 29 июня (12 июля). В этот день посещали священные рощи, куда приносили еду и питьё (это рассматривалось как жертвоприношение предкам).
Ильин день – 20 июля (2 августа). В этот день происходили совместные общинные трапезы — «братчины». Для этой трапезы специально забивали быка, либо барана или свинью. Так, в Орлах на Ильин день резали барана голову и внутренности бросали в реку, чтобы водяной не брал потом человеческой жертвы, мясо барана съедали всем обществом. Илью считали покровителем земледелия, поскольку, по народным представлениям, он посылал дождь  на поля.
День Флора и Лавра – 18 августа (31 августа). Этот день считали «конским праздником». В этот день пекли ржаной хлеб в форме креста, в середину которого вставляли яйцо. Яйцо получал тот человек, который ухаживал за лошадьми, отвечал за выпас лошадей а хлеб скармливали лошадям.
 Обрядность жизненного цикла

 Родильная обрядность
 Ижорская родильная обрядность мало исследована. После родов к роженице обязательно приходили замужние женщины деревни, приносившие деньги и угощения, подарки «на зубок» новорожденному.

 Свадебная обрядность
Ижорская свадьба, как и у многих народов Восточной Европы, была двухходовой. При этом в свадебном обряде долго сохранялись архаичные элементы символики связанной с ритуальным переходом невесты из рода отца в род жениха. Выбор невесты осуществлялся лишь по желанию жениха. Свадебная обрядность ижоры отличалась сложным сватовством, которое делилось на три этапа: 1) первый приезд свата в дом невесты; 2) получение ответа, когда сват и невеста обменивались залогами; 3) обручение. Обязательным элементом второго и третьего этапов было курение всеми участниками обряда табака. 
Накануне свадьбы, как невеста, так и жених совершали ритуальное мытьё в бане.
Венчание в церкви происходило обычно перед переездом в дом жениха и свадебным пиром. После венчания невеста возвращалась к своему отцу, а жених — в свой дом, где каждый со своими родственниками, дарящими подарки, праздновал свадьбу по отдельности. На следующий день жених с родичами ехал за невестой, а после угощения, пения «отъезжей» песни все ехали в дом жениха. Затем садились за свадебный стол. Невеста за стол не садилась, а стояла и кланялась на обе стороны, приглашая гостей к угощениям. В XIX веке традиция двухходовой свадьбы постепенно исчезла. Теперь после венчания вся процессия отправлялись в дом жениха.
Непременным элементом свадебного стола были каравай куппелилейбя (в ходе свадьбы эти караваи не ели).
Наутро невеста одаривала родню жениха, взамен её одаривали деньгами. Обряд раздачи подарков, который в прошлом носил ритуальный характер и определял её право войти в новую родню, сохранялся долго. С течением времени этот обряд был совмещён со сбором подарков и денег для молодых. Некоторые исследователи считают, что после свадьбы молодая жена брила волосы на голове и вновь отращивала косы только после рождения первого ребёнка.
Характерной чертой ижорской свадьбы были причитания невесты. Во время варки пива для свадьбы и выпечки свадебного каравая исполнялись ритуальные песни. В доме жениха ритуальные песни исполнялись при его мытье в бане в канун свадьбы и при обувании перед отправлением за невестой. В ходе свадебного пира пели особые песни, поучающие молодых, как вести себя в семейной жизни.

 Похоронная обрядность
Похоронный обряд совершался по церковным нормам, однако при этом соблюдалось множество магических обрядов и действий, связанных со старыми представлениями о загробной жизни. В гроб покойнику клали шерстяные вожжи, т.к. предполагалось, что в поездке на кладбище он сам правит лошадью. В могилу при погребении опускали запас еды — хлеб, мясо, горох. В погребальном инвентаре средневековых ижорских могильниках обычно встречается нож. Ещё в конце XIX – начале ХХ века на могиле принято было причитать, что делали профессиональные плачеи.
Несмотря на принадлежность к православию, в похоронной обрядности сохранялись многочисленные языческие пережитки. Ижорское кладбище имело своеобразный вид и напоминало о древних священных рощах. Ижорцы на кладбище ничего не трогали, войти и выйти из него можно было лишь одной дорогой. На могилах ставились кресты, на которые вешали небольшие полотенца с вышитыми на них именами покойников.

 Ремесла и промыслы
Хозяйство ижорских крестьян в целом схоже с хозяйством других этнических общностей региона (русских, води, финнов-ингерманландцев). Традиционные занятия — земледелие, скотоводство, рыболовство, лесные промыслы. В XIX веке было развито отходничество, посредническая торговля, ремёсла, в том числе гончарное и деревообделочное.
 Земледелие являлось основным хозяйственным занятием. Выращивали зерновые (рожь, овёс, ячмень), технические культуры (лён, конопля), овощи (репа, капуста), с XIX века картофель. В начале ХХ века преобладали трёхпольные и многопольные севообороты. Для обработки земли использовали соху, деревянную борону. Со второй половины XIX века начали распространяться плуги, бороны с железными зубьями. В качестве тягла использовали лошадь. Жали серпами восточноевропейского типа с зазубренным краем. Снопы сушили в риге. Молотили цепами, а также обивкой о скамью. Плодородная земля находилась около Котлов. Иноземец, лично побывавший в Ижорской земле, говорил, что страна, в которой построена Копорская крепость, «имеет прекрасные плодородные поля и называется Ингерманландией». Густав Адольф на сейме 1617 года также характеризовал области, присоединенные к Швеции по Столбовскому договору, как отличающиеся плодородием. Но это утверждение распространялось далеко не на все земли. Так, прибрежные земельные участки плодородными назвать нельзя. Поэтому их жителям приходилось изыскивать дополнительные средства к существованию, заниматься промыслами. Малоземелье и ограниченность пастбищно-сенокосных угодий не позволили развиться товарным формам сельского хозяйства, однако часть сельскохозяйственной продукции шла на петербуржский рынок.
О хозяйственной деятельности населения даёт представление состав ренты, которая уплачивалась в королевскую казну и которая нашла отражение в переписи 1618 — 1623 годов. Из писцовых книг видно, что рента состоит почти исключительно из продуктов сельского хозяйства. На первом месте по объёму стоят продукты земледелия, причём зерно разных видов занимает господствующее положение: рожь, овёс, ячмень, пшеница, гречиха, из волокнистых культур — лён и конопля.
 Помимо земледелия и животноводства местные жители занимались охотой, собирательством грибов и ягод.
Животноводство развито было в меньшей степени. Разводили крупный рогатый скот, овец, свиней, кур, лошадей, последние использовались как тягловая сила. Характерен коллективный выпас скота с наемным пастухом
В деревнях на побережье Финского залива издревле было распространено рыболовство. Рыбу ловили и для собственного потребления, и для уплаты ренты. Писцовые книги начала XVI века отмечают рыболовство, «положенное в оброки», а в списке податей часто значится рыба — «курва» (возможно, так называли корюшку). В шведских писцовых книгах находится описание деревни Харьявалда (Гора-Валдай?) Копорского уезда, рента которой состояла из сушёной и солёной рыбы, сушёной салакушки, сигов и лососей. Отсутствие описания других прибрежных рыбацких селений в этих книгах объясняется тем, что шведские писцы интересовались лишь рентой, шедшей в казну; доходы же с деревень, находившихся в частном владении, они не указывали. Ижоры считались знатными рыбаками. Поздней осенью и зимой ижоры уходили на несколько недель в море, где жили на льду в небольших дощатых домиках – «будках», привозимых с собой. В зимнем лове принимало участие практически всё население прибрежных деревень: как мужчины, так и женщины. Ловили салаку, кильку, корюшку. Орудием лова являлись сети и неводы. Зимний лов носил товарный характер, доход от него имел большое значение для крестьянских хозяйств. Рыбу (салаку и корюшку) продавали через перекупщиков в Петербург. При всей тяжести рыбацкого труда рыбная ловля приносила неплохой доход.
Ижоры строили лодки — лайбы и другие мелкие суда. Владельцы парусников подрабатывали перевозкой грузов. Ижоры славились и как вожи — проводники судов. Они прекрасно знали акваторию Финского залива, озёр и рек, и с их помощью купцы благополучно миновали отмели, рифы, пороги. Морское рыболовство — промысел тяжёлый, опасный и требует огромной выдержки. Вероятно, поэтому ижоры были более хладнокровными и спокойными, чем соседние народы. В XXвеке промысел корюшки и салаки оставался главным для ижор.  
Среди ижор были распространены различные отхожие промыслы. Наиболее прибыльным занятием считался извоз. Также был распространён наём на различные сельскохозяйственные работы как в помещичьи хозяйства, так и к богатым крестьянам Санкт-Петербургской губернии. На территории современных Кингисеппского, Волосовского, Ломоносовского районов были широко известны ижоры-пастухи с Сойкинского полуострова, которые на лето нанимались пасти деревенские стада (так называемые сойколовские пастухи). Пастухам (чаще это были мальчики) за работу платили обычно зерном. Этот промысел сохранялся до 1940-х годов. Девушки нанимались на ткацкие фабрики в Нарву, летом многие ходили работать на огороды немецких колонистов под Копорье, нанимались в прислуги в городах — в Петербурге, в Кронштадте.
Среди ижор было немало прекрасных плотников: на продажу изготовлялись колёса, телеги, сани, прялки. Во многих деревнях ткали полотно, плели из прутьев корзины и другую домашнюю утварь. Работали гончары и плотники, однако нигде эти занятия не приобрели форм кустарной промышленности. Некоторые богатые дворы, имевшие по несколько лошадей, занимались перекупной торговлей или извозом. Население восточных ижорских деревень, лучше знавшее русский язык, уезжало в Санкт-Петербург: мужчины уходили на фабрики и в мастерские, работали извозчиками, девушки шли в няньки.
В средние века край представлял собой довольно-таки развитый металлургический центр. Здесь добывалась болотная руда, из которой получали железо, шедшее на изготовление сельскохозяйственных орудий и оружия. Район распространения железоделательного промысла протягивался полосой шириной до 40 км вдоль южного побережья Финского залива, начиная от Лужской губы и восточным краем заходил в южное Приладожье. Такой ореол в целом предопределялся распространением залежей болотной руды. Выделяются 3 района этих залежей: 1- южнее Копорской губы (берега озёр Судачье и Копанское, река Систа и её притоки); 2 — район между Финским заливом и рекой Коваши; 3- небольшой район между реками Мга и Назия. Наиболее мощные залежи руды были в районе Красных Гор (Красная Горка) и по берегам реки Коваш. Из них большая часть находилась в деревне «на Красных горах» Ореховецкого уезда близ Лебяжья. Как подметил писец, посетивший ижорский край в 1500 году, на Красной Горке пылали 63 домницы, курились 75 печей, в ямах-калищах жгли уголь. Одна из ранних железоделательных печей, относящихся к XII — XIII векам, действовала у верховья реки Рудица. Её остатки найдены на Прогонном поле возле села Стародворье. Как писал исследователь ремесла Древней Руси Б.А.Рыбаков: «Для Водской пятины основным местом добычи руды было течение реки Коваши и Красные Горы, между тем как многие домницы, пользовавшиеся рудными местами именно здесь, отстояли от Красных Гор на 60 — 100 км». В Писцовой книге Водской пятины конца XV – начала XVI веков в 3-х уездах — Ямском, Копорском, Ореховецком — зарегистрировано по 215 домниц, где было 234 печи. Первые 2 уезда, судя по археологическим данным, составляют один из древнейших центров железоделательного промысла, который возник здесь не позже XI века.  

Традиционное жилище
Ижорские деревни обычно имели рядовую (дома стоят ровными рядами по обеим сторонам широкой улицы) или кучевую планировку. Жилища строились на берегу Финского залива и по берегам рек. Во многих деревнях вместе с ижорами проживали водь, русские или ингерманландские финны.
Постройки были восточно-славянского типа. Дома строились из брёвен на тщательно выложенном фундаменте, рассчитанном на местные почвы с высоким стоянием грунтовых вод. На территории Кингисеппского района при строительстве дворов использовали местный камень. Жилище состояло обычно из двух изб (пертти), соединённых сенями (эукши), а также пятистенки; у бедноты жилище было двухкамерным (изба и сени). Крыши были стропильной конструкции двускатные, а также полувальковые; их крыли соломой или дранкой. Долгое время сохранялись архаичные формы конструкции крыш: соломенные крыши сверху прижимались длинными жердями, верхние концы которых, перекрещённые над гребнем крыши, были оформлены в виде птичьих голов и носили название «харакат» («сороки»). Длинные притиски предохраняли крыши от ветра.
На Сойкинском полуострове даже в конце XIX века почти все избы топились по-чёрному. При этом печи выкладывались очень тщательно, дымоход делали с несколькими оборотами, и печи долго хранили тепло. В 1920-е годы встречались ещё печи с подвесным котлом на шестке, столь характерным для прибалтийско-финских народов. При этом были уже и такие русские печи, где шесток был превращён в плиту с подтопком. По диагонали от печи находился чистый угол, там стоял стол и висели иконы.
На реке Коваш в начале XX века сохранялись ещё курные избы (топились по-чёрному). Поразительное сочетание чёрного от копоти, «бархатного» потолка и жёлто-медовых стен, мебели и деревянной посуды производили чарующее, сказочное впечатление.
Связь дома и двора двурядная или однорядная, старинной формой считают покоеобразную связь. В 1930-е годы стали появляться постройки однорядного типа, в которых скотный двор примыкал к торцу жилища. Кроме помещений для скота и сараев, стоявших вместе с домом, отдельно ставились баня (кюлю) и клеть (айтта), а также рига с печью и гумном, где сушили и молотили хлеб.
Крестьянские жилища отличались наличием внешнего декора: ветровыми досками с резьбой, резными наличниками окон, ставнями, расписанными многоцветными узорами.
В наше время жилища стали просторнее, нередко в них встречается не симметричная, а анфиладная планировка. Появились просторные застеклённые террасы, стали совершенствоваться способы отопления и освещения, появились газовые плиты и т д. Топка по-чёрному устойчиво сохраняется лишь в банях; это в известной мере объясняется тем, что в них коптят рыболовные снасти.

Традиционная одежда
Первые описания одежды ижоры встречаются в трудах исследователей XVIII века.
Мужская одежда имела мало отличительных особенностей, в отличие от женской, и была похожа на русскую и водскую.
Женская одежда до конца XIX века сохраняла архаические черты. Кроме того, она имела региональные особенности. Традиционная женская одежда восточной ижоры включала рубаху с коротким обрезным оплечьем (поверх — одежду из двух полотнищ на лямках, одно на правом, другое — на левом боку; верхнее закрывало весь корпус, расходясь на левом боку, закрытом нижним полотнищем). Женщины, относящиеся к западной ижоре, носили поверх рубахи несшитую юбку. У восточной ижоры бытовал длинный, спускавшийся до края одежды полотенчатый головной убор, у западной — убор типа русской сороки.
Известна архаичная форма одежды у центральных ижорцев в районе Ковашей. Она состояла из холщовой рубахи рятсиня и несшитой наплечной одежды. Рубаха была своеобразного покроя: верхняя часть — из двух оплечий, соединённых сзади вставкой, а спереди двумя обшивками по сторонам нагрудного разреза. Оплечья и рукава рубахи почти сплошь покрывались вышивкой геометрического характера, в мягких пастельных тонах.  Рубаха рятсиня скреплялась у ворота фибулой — «большою серебряною овального образа пряжкой… иногда вызолоченною, осыпанною каменьем или жемчугом».
Поверх рубахи одевали два несшитых полотнища, которые держались на плечевых лямках. Одно из полотнищ хурстут закрывало левый бок и крепилось лямкой, перекинутой через правое плечо. Второе аануа закрывало правый бок и крепилось лямкой на левом плече. «Хурстут» обычно был полосатым, украшенным по подолу разноцветными лоскутами, «аануа» — синим или чёрным. Сохранились отрывочные сведения, что аналогичные формы одежды в прошлом встречались на Карельском перешейке у местных финнов-эвримейсет. Одежда аануа сохранялась в центре Ингрии почти до конца XIX века. Под названием хурстут известна также несшитая юбка типа южнорусской поневы, которую носили на Нижней Луге во второй половине XIX века. С течением времени, в конце XIX века ижорцы перешли к ношению одежды русского типа — сарафану на лямках из синей нанки («китайки»).
Поверх одевали крепившийся на поясе передник полле, который ткали из шёлка или из шерсти и украшали бисером, жемчугом, раковинами.
Одежда девушек не отличалась от одежды замужних женщин, разница была лишь в причёске (девушки до замужества носили косы, замужние женщины прятали волосы под тугим головным убором) и форме головного убора. Архаичным женским головным убором был полотенчатый  «саппано», вытесненный в XIX веке под русским влиянием головными уборами типа сороки и повойниками. В старинных формах он имел длинный конец, спускавшийся по спине до подола одежды, потом он стал короче, ближе к местным формам сороки. Особого покроя головной платок  «саппано» был особенно нарядным: вышит золотыми и разноцветными нитями, имел длинный, доходящий до пят узорчатый хвост; когда женщина шла по берегу моря или по высоким холмам, ветер раздувал «саппано», как парус. Саппано  замужние женщины должны были носить всю жизнь, не снимая ни днём, ни ночью.
Одной из древнейших частей ижорской женской одежды был «спинной пояс». Он представлял собой носимую сзади широкую полосу сукна с подвешенными «змеиными головами» (раковинами каури), украшенную прекрасными узорами из разноцветного бисера, золотым и серебряным позументом и двумя полосами из раковин каури. Такие украшения имели важное магическое значение в обрядах и обычаях.
Старинная ижорская одежда была великолепна и привлекала всех своей красотой и необычностью. Она украшалась бисером, жемчугом и раковинами «каури» (их привозили с берегов Индийского океана!). Из украшений, дополнявших женский костюм, наиболее распространены были серьги и ожерелья (в том числе из раковин-каури). К небольшим серьгам подвешивались кольца, а к тем, в свою очередь, крепилось до 10 лент. На шею надевалось множество ожерелий — нитки жемчуга, нитки из драгоценных камней, нитки из раковин, поверх — один или несколько крестов. Нательную холщёвую рубаху у ворота скрепляли фибулой — серебряной пряжкой, украшенной жемчугом и камнями. Поверх 3 раза опоясывались кожаным поясом с оловянными бляшками весом более килограмма.
На ногах носили суконные красные обмотки риват и обувь из сыромятной кожи – поршни (несшитая обувь из одного куска кожи), улиги (сшитая обувь). Узорчатые чулки и «кожаные босовики без ушек» украшались золотым тиснёным узором или прошивались блёстками.
В XIX веке в связи с русским влиянием получили распространение различные типы сарафанов. В начале XX века появились городские формы одежды — юбки и кофты из ситца. Одежда ижорцев в её архаичных формах позволяет проследить некоторые общие черты с одеждой привыборгской корелы, позднее испытавшей финское влияние, в ней можно увидеть также некоторые восточные влияния, идущие из Поволжья (украшения раковинами каури, серьги «?» — образной формы). Отмечаются и некоторые старые славянские влияния, в частности, височные кольца.

Фольклор
Фольклор ижоры известен нам по устному народному творчеству — песням-рунам сказителей-рунопевцев. Удивительно, что этот небольшой по численности народ сохранил в своей памяти общий с карелами и финнами эпос (известный широкому читателю как Калевала), отдельные части которого оказались известны только ижорским рунопевцам. Ижорские руны были использованы финским фольклористом Элиасом Лённротом (1802-1884) при создании текста «Калевалы» (цикл о Куллерво).
Наряду с эпической поэзией была широко распространена обрядовая.
Особую известность получили свадебные и похоронные причитания. Среди ижоры ещё недавно жили выдающиеся певцы-импровизаторы, такие как Антроп Мельников и знаменитая Ларин Параске.
Ларин Параске, в девичестве — Параскева Никитична Никитина, (1833-1904) родилась в деревне Мякиенкюля прихода Лемпаала (по-русски — Лемболово) (современный Всеволожский район). Ей повезло — она выросла на Ижорской земле, где древних песен было больше, чем камней на маленьких крестьянских полях. В ижорских деревнях пели почти все. Но она превзошла всех. От неё записано 1152 песни, 1750 пословиц, 336 загадок, множество причитаний. Она знала более 32 тысяч стихов!
У неё была просто фантастическая память и невероятный талант. В любую старинную песню она вносила что-то своё, ее импровизационный дар завораживал всех. Она придумывала песни сама и вкладывала в них всю свою тихую радость и огромную боль.
Открытие таланта Ларин Параске произошло, когда сильная нужда заставила её придти к собирателям фольклора, сначала А.А. Борениусу, а потом — к пастору В. Неовиусу, платившим небольшие деньги за исполнение народных песен. Настоящая популярность пришла к рунопевице в 1890-х годах, когда её пригласили в Гельсингфорс (Хельсинки) и другие города Финляндии исполнять ижорские руны. Живописцы писали её портреты, плачи Ларин слушал композитор Ян Сибелиус, о ней писали газеты. В 1893 году был опубликован первый сборник песен Ларин Параске.
Жизнь Ларин Параске была тяжела и многотрудна, но её голос пел чисто и прекрасно, как «руокопилли», как тростниковая свирель.
На могиле Ларин Параске, умершей одинокой и всеми забытой, в 1904 году были выбиты слова:

Приносил мне песни ветер,
Ледяной порыв весенний,
Их ко мне толкало море,
Гнали их морские волны.

В одном из районов Хельсинки в 1949 году был открыт памятник Ларин Параске, лучшей исполнительнице лирических песен.
Ижорские песни в Академии Сибелиуса в Финляндии разучивают как высочайшие образцы древнего финского пения.
Наряду с народными песнями у ижорцев широко было принято исполнение и русских песен, которые вошли даже в число обрядовых (в частности, свадебных).
В старинных ижорских песнях пелось о любви, об исключительной привязанности к родным местам, гордости за свою землю. Баллады, популярные на ижорской земле, свидетельствуют о жестокости битв со шведами и другими захватчиками:

«Столько там голов на земле,
Сколько на берегу камней.
Колеса по крови катятся,
Ступицы тонут в крови».

В песнях ижоры высказывали все радости и жизненные трудности:

«Ой, как посмотрю на море —
Как на смерть смотрю большую.
Мужа у меня море взяло,
Волна — единственного сына…»

Исследователи отмечают большое количество произведений эпической поэзии.  Древние мифологические сюжеты сохранились в рунах ижоры. Наибольшую известность получили руны о Куллерво.

Сотворение мира. Мировое яйцо
В ижорской руне мир из яйца творит ласточка — «птица воздуха». Она находит кочку посреди вод, отливает гнездо из меди и кладёт туда золотое яйцо. Тут налетает большая туча и скатывает гнездо в воду. Тогда ласточка летит к кузнецу и просит сковать ей грабли со стальными зубьями. Этими граблями птичка достаёт лишь половину белка и половину желтка. Разбившаяся скорлупа становится звёздами на небе.

Язык и письменность
Ижорский язык относится к прибалтийско-финской группе финно-угорских языков. Язык ижоры произошёл от древнекарельского языка-основы.
В ижорском языке выделяют 4 диалекта: сойкинский, хэваский, нижнелужский и оредежский. Названия диалектов связаны с районами обитания ижоры — Сойкинский полуостров, река Коваша (по-фински — Хеваа), река Луга, река Оредеж. Диалект ижорского населения Карельского перешейка остался неизученным по причине полной ассимиляции этой группы русскими и ингерманландскими финнами к началу ХХ века.
Ижорский язык наиболее близок к эвремейсскому диалекту финского языка. 
В конце 1920-х — начале 1930-х годов работали сельские школы с обучением на ижорском языке. Кроме того, ижорский язык учили в ленинградских институтах.
В начале XX века исследователи отмечали сравнительно плохое знание ижорами русского языка, несмотря на то, что почти всё население издавна было обращено в православие и носило русские фамилии, имена и отчества. В нынешнее время на ижорском языке говорят лишь пожилые. Молодые люди родного языка практически не знают.
Ижорский язык включен в 2009 году ЮНЕСКО в Атлас исчезающих языков мира как «находящийся под значительной угрозой исчезновения».Однако в Интернете существует самоучитель ижорского языка, написанный московским лингвистом-любителем и энтузиастом ижорского языка В. Чернявским.
До 1930-х годов ижорский язык был бесписьменным. В начале 1932 году была создана письменность на основе латиницы, началось издание учебников, в ижорских национальных сельсоветах часть документооборота велась на ижорском языке. В 1936 ижорский алфавит был реформирован. В 1938 издание книг на ижорском языке и его преподавание в школах прекратилось, ижорские национальные сельсоветы были упразднены. В 2003 году московским лингвистом-любителем и энтузиастом ижорского языка В. Чернявским написан самоучитель (пока — лишь в электронной версии).

Ижорский алфавит (версия 1932 года)^[1]

Ижорский алфавит (версия 1936 года)^[2]

Современный ижорский алфавит (на практике не используется)

Краткий разговорник:

Hüväst! — До свидания!
Kaikkia hüvvää!- Всё хорошо!
Andagaa antiiks! — Извините!
Leiba soola! — Приятного аппетита!
Passibo! — Спасибо!
Läkkäättä töö iroraks? — Вы говорите по-ижорски?
Nii -Да.
Ei — Нет.